— Вот что, Юль. — В голосе Веры появилась та самая решительность, которой всегда славилась помощник генерального директора компании «М — софт» Ярышева. — Я в таком ключе продолжать разговор не хочу. Павел в беде, и я его не брошу, чем бы это потом для меня ни обернулось. И да, я и сама не догадывалась, как сильно я его, оказывается, люблю. Но факт остается фактом. И те два часа, которые мы провели вместе, наверное, лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь. Не считая рождения Илюши, разумеется. А тебе спасибо за поддержку, дорогая подруга. Когда она была нужна тебе, я не рассказывала, какая ты дура и как ты все неправильно понимаешь, хотя на самом деле так оно и было. Все, до свидания. Мне Павла надо найти.

Она отключила телефон, сунула его в карман и обхватила себя руками за плечи, чтобы согреться. Ее колотило, словно в ознобе, — то ли от того, что она и вправду замерзла, то ли от неприятного осадка, который остался после разговора с Юлей. Если самая лучшая подруга так отреагировала, то чего же ждать от других, когда о ее романе с Молчанским станет известно? А в том, что у них роман, который обязательно будет красивым и счастливым, Вера даже не сомневалась.

Решив не расстраиваться раньше времени, она отправилась искать, куда увели Молчанского. Впрочем, он уже сам шел ей навстречу.

— Первые показания я дал, завтра меня вызовут в полицию, — сказал он. — Света действительно погибла, в этом нет сомнений. Отчего возникла утечка газа, нельзя сказать до проведения экспертизы. Утром, когда я уходил из дома, все было в порядке.

— Мы можем ехать? — спросила Вера. — Я замерзла, и ты наверняка тоже. Надо решить, где ты будешь ночевать. Не на дачу же возвращаться. В офисе, в гостинице или, может, ко мне поедем? Родители не будут против.

Он усмехнулся и потрепал Веру по щеке.

— Ну уж твоих родителей мы в такой ситуации тревожить не будем. Переночую где-нибудь, хоть в офисе, хоть в отеле. Это не важно. Важно, что нам сейчас надо помочь всем этим людям. — Он обвел рукой толпу вокруг.

Люди, конечно, ходили греться в пригнанные властями автобусы, но то и дело снова выскакивали на мороз, чтобы посмотреть на то, что когда-то было их домом.

— Я сейчас переговорю с мэром, решим, чем может помочь «М — софт», все решим и потом поедем. Хорошо?

— Конечно. — Вере тут же стало стыдно. Жар залил щеки, прогоняя остатки озноба. Надо же, даже в такой ситуации ее шеф думал про других, в то время как она оказалась способной думать только о себе. Ну и о нем еще, конечно.

Еще пару часов они звонили, вызывали другие машины, привозили еду и горячий чай, развозили людей по родственникам, решали с ночлегом для тех, у кого родственников не оказалось. Когда все было позади, часы показывали два часа ночи. Молчанский и Вера сели в машину, он привлек ее к себе и обнял, прижав ее голову к плечу, зарылся лицом в волосы.

— Не так я себе представлял наш первый вечер, — глухо проговорил он. — А я много раз по ночам лежал и думал о том, как это будет. Но такого предвидеть не мог. Одно я знаю точно. Я бы не выдержал, если бы ты не была сегодня со мной рядом. И еще одно. — Он помолчал, словно собираясь с духом. — Тот, кто спланировал эту атаку на меня, всестороннюю, масштабную, бьющую по самому важному, самому дорогому, самому больному, он учел все до последней мелочи. Но он тоже не мог предвидеть тебя. Того, что ты окажешься не просто рядом со мной, а поможешь мне выстоять.

Вера попыталась что-то сказать, но он приложил палец ей к губам.

— Не перебивай. Дай я закончу. Понимаешь, если бы не ты, я, наверное, не стал бы бороться. Я очень устал, правда. И у меня вряд ли хватило бы сил заново, по кирпичику восстанавливать свою жизнь, так старательно кем-то разрушенную практически до основания. Но ради тебя я сделаю это. Я обещаю, что найду того гада, который все это затеял. Найду, накажу, а потом женюсь на тебе. Ты только потерпи немного, ладно?

В ответ, уже который раз за сегодняшний вечер, Вера просто заплакала.

* * *

Ночь они провели в гостинице. Вера, хоть и устала, отправилась в душ, чтобы смыть с себя ужас последних часов. Стоя под струями воды, максимально горячей, такой, что терпеть можно было еле-еле, она гадала, повторится ли между ними то необыкновенное, чему она пока никак не могла найти название. Любовь? С ее стороны — несомненно, но обольщаться по поводу его чувств Вера пока не спешила. Секс? Как-то грубо и слишком далеко от того космоса, в который погружали ее прикосновения Павла. Приключение? Страсть? Прозрение? Удар молнии? Нет, ни одно из определений не подходило.

Горячая вода уносила усталость и неуверенность, которые, как казалось Вере, утекали в слив душевой кабины. Расслабившись полностью, она сделала воду ледяной, чуть не взвизгнула от окатившей ее волны холода, но сдержалась, чувствуя, как исчезают остатки сна. Теперь она была готова к «повторению пройденного» хоть до утра. Она выключила воду, натянула огромный махровый халат прямо на влажное тело, вышла из ванной комнаты и разочарованно вздохнула.

Раскинувшись на огромной двуспальной кровати, Молчанский спал беспробудным сном. Он снял покрывало и стянул с себя свитер, но оказался уже не в силах раздеться до конца и так и лежал поверх одеяла в джинсах, расстегнутых, но не снятых. Даже во сне, впрочем, скорее напоминавшем беспамятство, он хмурился и шевелил губами, словно доказывая что-то неведомому собеседнику.

Немного подумав, Вера накинула на него вторую половину двуспального одеяла, чтобы он не замерз. Павел что-то промычал благодарно, перевернулся на бок, свернулся клубком, устраиваясь поудобнее. Покопавшись в шкафу, Вера вытащила запасное одеяло и улеглась на вторую половину кровати. Ей было жаль бездарно тратить время на сон, но измученного Молчанского было жаль еще больше, поэтому, поборов искушение его разбудить, она последовала его примеру: повернулась на бок, укуталась поуютнее и через минуту уже спала.

Утром выяснилось, что оба, естественно, забыли поставить будильник. Проснулись они от вибрирующего на прикроватной тумбочке Вериного телефона. Звонил сын, приученный делать это всегда, когда вечно занятая мама не ночевала дома. Спросонья Вера никак не могла взять в толк, что именно он говорит, отвечала невпопад, сердилась на себя за то, что плохая мать, косилась на Молчанского, который, естественно, тоже проснулся от не поставленного в тихий режим звонка, лежал в кровати, широко зевая и почесывая волосатую грудь. При виде этой поросшей жесткими черными волосами груди у Веры мутилось в голове.

— Илюш, у меня все в порядке, — сказала она наконец. — Ты передай бабушке, ладно? А ты чего в такую рань звонишь? Ничего у вас не случилось?

— Так уже почти полдень, — с некоторым удивлением в голосе ответил мальчик. — Мам, ты что, на часы не смотришь? Или спишь еще? Ты не заболела?

В голосе у него звучал близкий ужас. Он вообще рос впечатлительным и остро чувствующим ребенком, тонко реагирующим на настроение мамы, самочувствие бабушки, проблемы со здоровьем деда. Он не боялся учителей или хулиганов, собак или непреодолимых препятствий, но до слез, до обморока пугался, когда дело касалось близких ему людей. Про эту сыновнюю ранимость Вера знала и старалась понапрасну его не тревожить.